Колония строгого режима ИК-15 (г. Ангарск), Иркутская область: рабочий визит правозащитников

Как живёт исправительная колония строгого режима, когда никто за этим процессом не следит?
Общественная наблюдательная комиссия за соблюдением прав лиц, находящихся в условиях принудительного содержания, (ОНК) отработала несколько дней в ангарской ИК-15. Визит пока не завершен – еще не все осужденные, записавшиеся на личный прием к правозащитникам, получили возможность пообщаться с ними. Если суммировать все, увиденное и услышанное за время пребывания в ИК-15 от осужденных и сотрудников колонии (в основном мы общались с руководством – это полковник ВС Андрей Верещак), картина получается не то что пестрой, а противоречивой. Член ОНК – не следователь, не прокурор и не судья, он обычный незаинтересованный товарищ, которому Общественная палата России доверила функцию гражданского контроля за тем, что происходит по ту сторону колючей проволоки. Это я к тому, что, являясь членом ОНК, я ничего доказывать не собираюсь – у меня есть глаза, уши, язык и возможность написать и опубликовать то, что я увидела и услышала. Зачем я это делаю, кому это интересно? Думаю, тем, кто согласен с народной мудростью про суму и тюрьму. К сожалению, часто приходится сталкиваться с брезгливым и высокомерным отношением к этой проблеме тех, кого тема зоны лично не коснулась. Нет проблемы – нет переживаний. А что делать тем, кто оказался лицом к лицу с нашей системой исполнения наказаний во всей ее «красе», когда некуда идти и негде искать правду? Даже самому падшему должно быть куда постучаться, не говоря уже о тех людях, которые оказались за решеткой без вины (а таких, по подсчетам нескольких независимых аналитиков, около 30 процентов от общего числа осужденных).
Когда руководство исправительной колонии возглавляет «экскурсию» по территории своего учреждения, получается сплошной победивший соцреализм: «Это у нас помещения отрядов, обратите внимание, недавно ремонт сделали, все идеально чисто и аккуратно...» Спустя час, во время разговора без посторонних ушей (как будто бы в самом деле, на территории ИК-15, по словам Андрея Верещака, установлено более 80 видеокамер, а о том, оборудовано ли прослушкой место общения зэков с правозащитниками, как-то речь не зашла – авт.) мне предлагают навестить другой отряд, там под полом стоит не уходя вода, а зимой в помещении летают комары, особое внимание предлагают обратить на туалет – «Такого вы еще не видали!» Во время парадного обхода мы были в столовой и свежеотремонтированном клубе, прошли мимо газонов без единой травинки-сорняка и по плацу, что годами «утюжат» тысячи ног. Нам совершенно серьезно советовали приходить «почаще» и «своими глазами» увидеть утреннее и вечернее построение на плацу, лично убедиться, что здесь «не топают», а ходят строем. Для гражданского населения поясняю: можно ходить строем, перемещаться по территории колонии в нужном направлении организованно – это по версии руководства. А по словам зэков, здесь, как и в Плишкино, в целях назидания и усмирения народ вынужден был топать так, что кирза на форменных ботинках не выдерживала. По этому поводу зэки интересуются: «Мы кто, Красная Армия? К параду на Красной площади готовимся, носки тянем, ритм выдерживая? В каком документе такой порядок прописан?»
Второе место, куда нас приглашали зайти и которое мы посетили, – заседание дисциплинарной комиссии. Из всего количества осужденных, проступки которых рассматривали в пятницу, 23 сентября, на комиссии в присутствии члена ОНК лишь двое получили по нескольку суток штрафного изолятора. Остальным – выговор и замечания. По этому поводу осужденные на личном приеме улыбались: без вас заседания комиссии проходят иначе. Это как аукцион – кто больше даст. Дают обычно ШИЗО и сразу по максимуму. 15 суток за расстегнутую верхнюю пуговицу робы – нарушение формы одежды. По словам зэков, председательствующий начальник ИК-15 их объяснений случившемуся слушать в принципе не желает: «Да знаю я все, что случилось. Мне оперативник доложил». Вот, собственно, и все прения сторон. Осужденные, правда, говорят, что при прежнем начальнике наказывали иначе: тот больше действие любил рукоприкладное, поэтому чаще били, чем закрывали.
На личном приеме за три вечера, проведенных в ИК-15, побывало около десятка осужденных. Практически все они, за малым исключением, на данный момент наказаны и содержатся либо в штрафном изоляторе, либо в помещении камерного типа, либо в СОН (отряд строгих условий отбывания наказания). Остальные полторы тысячи человек (столько народу сегодня отбывает наказание в ИК-15) на вопрос членов ОНК, есть ли у них вопросы и жалобы по организации их житья-бытья и отношения к ним сотрудников, отвечают отрицательно и односложно. Вопросов нет, их все устраивает. Те, кто приходит на личный прием, объясняют это тем, что люди запуганы, им денно и нощно вдалбливают: комиссия пришла и ушла, а вам здесь жить дальше, как именно – выбирайте. Кто посмел рот открыть, не строят радужных планов на свое будущее житье в колонии. Они уверены: из штрафников им не выбраться. Мы слышали несколько таких историй. Про нулевые результаты обыска, про то, как их заставляли писать объяснения по поводу несуществующих провинностей, про то, что они якобы проспали подъем на 5 минут, – это зафиксировано видеокамерой, правда, запись эту им никто на заседании дисциплинарной комиссии не предъявлял...
Таких бесед с десятком осужденных вполне хватило бы на небольшую летопись из жизни ИК-15. Рамки газетного материала предполагают лишь выжимки из их повествований. Они могли бы быть авторские – осужденные дали свое согласие на то, чтобы были названы их фамилии. Каждый из них в разговоре подчеркнул, что отвечает за все, сказанное им, говорил о том, что произошло именно с ним, а если становился свидетелем того, как нарушались права другого осужденного, уточнял – кого именно, когда, при каких условиях. И тем не менее пусть конкретные факты нарушенных прав Иванова, Петрова и т.д. останутся фактами справок, составленных комиссией. В газетной публикации важна картина в целом: чем живет-дышит ИК-15 и ее обитатели. Все до единого осужденные говорят, что людей здесь бьют. Начиная со встречи этапов. Особо зверствуют, принимая людей из ИК-20. «Учат» в целях назидания, чтобы осужденные сразу понимали, куда попали. Бьют сами сотрудники, причем не рядовой состав, а офицерский. Называют конкретные фамилии как ныне работающих сотрудников, так и тех, кто ушел переводом на другие зоны. Рисуя обобщенный портрет офицера ИК, говорят, что это человек неуравновешенный, легко и беспричинно возбудимый, не умеющий двух слов связать без мата. Для них осужденный – не человек, а быдло и другого отношения не заслуживает. Отсюда постоянные издевательства и придирки: осужденный, вы со мной почему не поздоровались? Пишите объяснение. А это – повод для принятия решения на дисциплинарной комиссии. Как иллюстрацию отношений между контингентом и сотрудниками хочется привести диалог одного осужденного с начальником медицинской части. Человек обращается за помощью по поводу геморроя.
– Попробуй свечи использовать.
– Ставил, не помогает.
– А поджигать пробовал? Ха-ха-ха.
Подобных рассказов о том, какое медицинское обслуживание получают здесь осужденные, можно привести множество. Набор лечения стандартный. Ноги болят? Вот тебе полтаблетки аспирина. Живот беспокоит – тогда полтаблетки анальгина.
В продолжение темы физического воздействия. В ИК-15 свои особенности. Если в Плишкино, к примеру, избиениями занимаются исключительно активисты, которые де-юре не существуют, но де-факто продолжают процветать, подтверждая живучесть системы «разделяй и властвуй», в пятнадцатой рукоприкладством занимаются, в первую очередь, сотрудники. Жаловаться на побои и унижения практически бесполезно. Начмед травмы фиксирует на всегда. Прокурор бывает редко – многие осужденные его месяцами не видят. К нему обращаться тоже бессмысленно. «Он наш человек», – говорят о нем офицеры. Письма, адресованные в ОНК, должны уходить адресату невскрытыми, как и к уполномоченному по правам человека. Есть конкретные примеры с фамилиями, датами, когда такие письма были отправлены, но... потерялись. Осужденным так и не представили их исходящие номера. Жалобы не уходят дальше кабинета начальника, уверены зэки.
Еще одна очень больная тема – качество оказания медпомощи и госпитализации. Надо учесть, что около 400 осужденных из полутора тысяч – ВИЧ-инфицированы, много больных туберкулезом и другими тяжелыми заболеваниями. Эти люди не могут месяцами попасть на прием к специалистам в центральную больницу. По их словам, такую «путевку в жизнь» им не начмед подписывает, а оперативник. Захотел – зарядил в больницу, захотел – снял. Тяжелые больные не избегают нахождения в помещениях камерного типа. Люди там тихо загибаются, жизнь из них уходит быстрее, чем могла бы...
В журнале, где фиксируются травмы, записей достаточно много. Много переломов, побоев, членовредительства. Спрашиваю: «Что толкает человека на то, чтобы он вспорол себе живот или порезал шею?» Мне отвечают следующее: здесь нет дураков, которые режутся просто так, потому что жизнь надоела. Вскрыться – это последняя мера и действенный способ добиться того, чтобы администрация колонии хоть на время оставила тебя в покое. Я видела эти шрамы – мороз по коже. Это не демонстративно-шантажное царапанье, это зыбкая грань между жизнью и смертью. Если человек решился на такое, как же надо было над ним изгаляться...
Осужденные говорят, что человек в погонах, цинично, нагло нарушающий закон, – такой же преступник, как и зэки, отбывающие наказание. Только они свою вину признали и отвечают по закону за то, что сделали. А его никто не осудил. Хотя он виновен еще больше, ведь он при исполнении. Возразить нечего. Мы дожили до страшной ситуации: зэки требуют жить по закону. Не сотрудники системы ФСИН, а заключенные. Куда должна двигаться система исполнения наказаний, мне популярно объяснил один осужденный: ФСИН ушла из подчинения системе МВД под крыло юстиции, теперь это должна быть не система наказания, а система воспитания. Только вот заниматься собственно воспитанием, перевоспитанием людей, преступивших закон, здесь никто не стремится. Осужденные в своем мнении единогласны. Более того – они уверены, что вся система ФСИН нацелена на то, чтобы превратить их в овощи. «Тебе не надо ни о чем думать, – слышат они от начальника. – Здесь есть кому думать». Чем, если не оболваниванием, можно объяснить отсутствие новостных передач в системе телевещания? В отрядах есть телевизоры, есть свое кабельное телевидение, но показывают здесь всякую ерунду. Например, постоянно гоняют ролик о вреде наркомании. По этому поводу один осужденный сказал так: «Я не наркоман, но, если мне годами долбить про одно и то же, я после колонии, видимо, должен стать наркоманом. Я хочу знать, что происходит в стране, хочу видеть новости. Вместо этого мне крутят какое-то дурацкое кино или «Школу ремонта». А у меня и дома-то нет...»
Отбывающие свой срок в ИК-15 имеют по нескольку судимостей. Многих из них на воле ничего хорошего не ждет – ни крыши над головой, ни работы. Хорошо, хоть документы выправляют. Что касается работы, это особая история. По образному выражению одного из наших собеседников, «промка на зоне работает как проклятая». Чего здесь только не делают – срубы, строительные вагончики с евроотделкой, пластиковые и деревянные окна, ламинат, тротуарную плитку и пластик, шьют форменную одежду, колотят барабаны и т.д. Многие работают две смены подряд – с 8 утра до 11 вечера. За копейки. Зарплата в 400-600 рублей считается очень хорошими деньгами. Многие получают по 100 руб. в месяц, есть те, кто отработал несколько месяцев вообще бесплатно, плюнул и отказался. Полковник Верещак считает, что это голословные обвинения: сколько осужденный заработал, столько и получил. Есть среди его подопечных те, кто до 10 тысяч рублей в месяц получает. Помнится, в школе нас учили, что рабский труд по природе своей не может быть эффективным...

В завершение своей беседы мы спросили у осужденных, нужна ли вообще ОНК. Они ответили, что нужна. Даже если после разговоров с правозащитниками осужденных «закатывают в банку». Если это единственный способ заставить систему хоть чего-то опасаться, нужно использовать этот рычаг.

Ангарская городская газета «Свеча»
29.09.2011 - 06.10.2011, №1187